Каждую ночь смотрите один из лучших детективных сериалов «Мыслить как преступник».
Сериал покажет будни современных детективов-профайлеров. Если вы думали, что их работа выдумана сценаристами, то все совсем не так! Недавно мы рассказали, что такое профайлинг, а сегодня познакомим вас с настоящим детективом-профайлером ― Марком Сафариком. Марк более 30 лет расследовал убийства, из них 12 лет провел в настоящем отделе профайлинга ФБР. Он научился поведенческому анализу у одного из основоположников метода, Роберта Ресслера, а теперь сам обучает полицейских, специальных агентов и всех, кому это интересно. В своем интервью он рассказал о том, как становятся профайлерами, чем профайлер отличается от полицейского и обычного детектива, и даже поделился секретными подробностями криминальных расследований.
Интересно? Начинаем!
― Расскажи нам о себе, Марк. С чего все началось, как ты стал агентом ФБР?
― Моя карьера началась в Калифорнии, когда я только-только закончил медицинский колледж и работал санитаром в скорой помощи. У пациентов часто были огнестрельные и ножевые ранения, нападения разного рода. Мы тесно сотрудничали с полицией, но поскольку я видел только часть ее работы, мне становилось все более любопытно, что представляет собой жизнь полицейского участка. Поэтому я стал напрашиваться на совместные поездки с полицией (в США действует программа Ride-Along: граждане могут провести смену с полицией, скорой помощью или пожарными, чтобы познакомиться с их работой). Обычно людям хватает одной смены, но я приходил снова и снова. Примерно на тридцатый раз полицейский спросил меня, почему бы мне просто не пойти работать в полицию. Я так и сделал — надел форму, поступил в академию и пошел на стажировку.
Три с половиной года я работал сотрудником шерифского департамента. Но когда я составлял протоколы о нападениях, разбоях и сдавал их детективам, какая-то часть меня протестовала: я жаждал знать, что будет с этим делом дальше. Я сам хотел расследовать эти дела!
Поэтому я подал заявку на должность детектива, и поскольку у меня было преимущество в виде медицинского образования, меня взяли. Сначала я работал с кражами и другими имущественными преступлениями, а позже стал работать с тяжкими преступлениями: убийства, изнасилования, преступления с применением оружия. Мне нравилось расследовать такие дела, это всегда вызов — исследовать все улики, опросить всех свидетелей, сложить из этого общую картину и добраться до сути.
Когда я стал расследовать тяжкие преступления, я пошел на двухнедельные курсы по расследованию убийств. Пару дней на тех курсах вели два настоящих профайлера, которые объяснили мне, как нужно расследовать убийство или изнасилование через призму поведенческого анализа. Только представьте: это был 1982 год, метод профайлинга только зарождался. После этих двух дней у меня как будто открылись глаза, это был абсолютно новый взгляд на преступления.
У меня как раз было два дела — двойное убийство и обычное, и оба было сложно раскрыть из-за нестандартных обстоятельств. Я подумал, что если ФБР их посмотрит, они сдвинутся с мертвой точки. Я позвонил в ФБР и попросил разрешения прислать им два дела на пересмотр. Эти два дела и были моим знакомством с ФБР, моей первой работой с ним, несмотря на то, что я уже работал детективом. Меня так поразила работа отдела, их дисциплина, что я решил: это именно то, чем я хочу заниматься, я хочу стать профайлером ФБР. И тогда я подал заявку на должность профайлера. Не всем это удается, но мне повезло. Процесс отбора очень сложный и долгий, но даже когда меня выбрали, понадобилось 11 лет, чтобы открылась вакансия для меня.
― Криминальный профайлинг появился не так давно. Как все началось?
― Я считаю, что детективы применяли различные методы профайлинга всегда. Артур Конан-Дойл писал об этом: аналитическое мышление, логика, поведенческий анализ, изучение улик, дедукция — все это было. Но процесс поднялся на новый уровень именно благодаря ФБР, потому что у бюро есть академия. Четырежды в год в академию приходят 220 сотрудников полиции изо всех уголков страны и мира и проводят 11 недель в академии. Часто они привозят с собой свои дела типа серийных убийств, убийств с изнасилованием — это или нераскрытые дела, или сложные, или просто очень интересные случаи. Они просят сотрудников поведенческого анализа посмотреть их. Но в 70-е годы у нас не было никакой теории, мы просто помогали как могли. И мы подумали, что раз уж пытаемся отвечать на вопросы о насильниках и серийных убийцах, мы обязаны узнать ответы у них самих. Так и возник криминальный профайлинг — с желания поговорить с преступником, желания понять, почему он так сделал, о чем думал, что видел, помнил ли об уликах, какие типы жертв он выбирал и почему.
Когда метод устоялся, мы пригласили 37 детективов из США, Канады, Германии, Австралии и других стран опробовать метод вместе с нами на протяжении года, чтобы потом донести эти знания до своих коллег. Это было зарождением международного движения криминального профайлинга.
― Когда расследуется тяжкое преступление, полиция и детективы всегда ищут улики, образцы ДНК, отпечатки обуви и пальцев. Но что оставляет за собой каждый преступник — так это незаметную часть себя самого. Существует много мифов и заблуждений о том, чем занимаются профайлеры: развешивают картинки, используют вуду, создают голограмму преступника... Всем кажется, что это магия. Вопрос в том, что профайлеры умеют, а что им не под силу, и как на самом деле происходит расследование?
― Это отличный вопрос, потому что часто о нашей работе складывается неверное представление. Никогда не бывает так, что мы просто встаем и говорим: убийца — вот тот парень, и живет он вон там. Наша работа — направить расследование в правильное русло. Полиция обращается к нам, когда использовала все методы, исчерпала все возможности, но преступник так и не определен. Им просто нужен свежий взгляд.
Ежегодно в США совершается примерно 40-50 тысяч убийств, но очень небольшая часть из них достойна изучения специалистами поведенческого анализа — просто потому что в них недостаточно взаимодействия преступника с жертвой. То есть большинство убийств — бандитские, связанные с наркотиками, бытовые — не квалифицируется как достойные поведенческого анализа. У полиции достаточно опыта и знаний, чтобы разобраться с ними самостоятельно.
Только когда дело осложняется серийными, групповыми убийствами или нестандартными обстоятельствами, за дело берется ФБР.
― Можете в целом обрисовать, как криминальный профайлер расследует дело?
― Конечно. Основная часть ― это микроанализ места и динамики преступлений. Мы пытаемся восстановить поведение преступника, его взаимодействие с жертвой, сцену преступления и дополнить это нашими знаниями, экспертизой и уликами. В итоге получается сценарий преступления, с помощью которого мы понимаем, что, как и почему случилось.
Полиция должна предоставить нам всю известную информацию о деле, полный протокол, фотографии места преступления и окружающей местности, улики и результаты анализов, результаты допроса свидетелей — все что есть. Это делается для того, чтобы у ФБР сразу была полная картина происшествия. Только тогда агенты начинают расследовать дело: какие мотивы, каков уровень организации преступления, как преступник выбрал именно этого человека в жертвы, как он оказался на месте преступления и покинул его, как он принимал решения, что он сделал с телом, как совершил убийство и чем, каков характер ранений. Анализ всех этих деталей помогает понять преступника: его демографические признаки, личные особенности, тип поведения, как он взаимодействует с окружающими людьми, семьей, коллегами, где он живет и какой образ жизни ведет. Только тогда профайлер указывает: мы ищем такого человека, с жертвой у него такие-то отношения ― то есть помогает найти правильное направление, и иногда оно кардинально отличается от первоначального.
Таким образом, расследование все равно ведут полицейские, а работа профайлера — только повернуть его в правильное русло.
― Вы имеете доступ к одним из самых грозных нарушителей на планете, говорите с ними лицом к лицу. Как вы с этим справляетесь? Что помогает вам не принимать это близко к сердцу?
― Я считаю, что это обязательное умение хорошего профайлера ― эмоционально отделять себя от того уровня человеческой жестокости, с которой ты имеешь дело каждый день. Я стараюсь быть предельно объективным, когда рассматриваю дела: меня ничто не связывает с этими жертвами или преступниками, их семьями или свидетелями. Я видел вопиющую жестокость много раз на фотографиях и видеозаписях, которые делали маньяки, и запрещал себе сочувствовать этим жертвам. Чаще всего я работаю с «зависшими» делами, поэтому для полиции я — последняя надежда. Если я разрешу себе переживать из-за бесчеловечности этих преступлений, то не смогу ничем помочь. Конечно, я примеряю на себя образ и жертвы, и маньяка, чтобы понять ход их мыслей, но если я не буду объективен, то не смогу выполнить свою работу, не смогу ничем помочь жертвам или их семьям.
Я понимаю, для многих людей это дико: как ты можешь смотреть на это каждый день, как ты можешь разговаривать с этими людьми. Я могу испытывать отвращение потом, но пока я лицом к лицу с преступником — я обязан быть объективным.
― Вы много времени посвятили изучению преступников, которые нападают на пожилых женщин. Можете рассказать немного об этом исследовании?
― Моя широкая специализация — это убийства, особенно с применением сексуального насилия. Когда я только поступил на службу, одним из первых моих дел было зверское убийство двух старушек 80 и 90 лет. Первое, что меня поразило: зачем было наносить столько ранений человеку, который не мог в силу возраста противостоять преступнику. Я искал какие-нибудь исследования на эту тему, но не нашел абсолютно ничего. Поэтому в 1993 году я начал исследовать этот вопрос сам и до сих пор продолжаю исследовать.
― Расскажите, как эти исследования помогли раскрыть какое-нибудь сложное дело.
― Однажды мне позвонили из Детройта: 97-летнюю женщину изнасиловали и зарезали накануне 98-летия. Полицейский сказал, что работает с убийствами много лет и раскрыл около 400 дел, но никогда еще не видел такого и не представляет, кого искать. Я спросил его о населении района, характере нанесенных ран и в конце концов описал параметры преступника. Он ответил, что среди 25 подозреваемых есть человек, который соответствует всем параметрам. Позже оказалось, что тот парень и был убийцей.
Каждый раз, когда я рассказываю об этом случае на лекциях для полицейских, кто-нибудь подходит ко мне и говорит, что у него было точно такое же дело и преступник идеально подходил под это описание. Это удивительно. Теперь у нас есть подкрепленное фактами научное исследование о таком типе преступников и их мотивах.
― Что делает людей жестокими? Что мы можем сделать, чтобы этого избежать?
― Этот вопрос я задавал в академии, полицейским, медикам. Что делает из человека серийного убийцу? Точного ответа пока нет, но я больше склоняюсь к тому, что это сочетание воспитания и характера. Есть генетика ― биологический компонент, и есть окружающая среда: в каких условиях человек развивается, есть ли у него мама и папа, пьют ли они, подвергается ли ребенок насилию ― сексуальному, эмоциональному, физическому. Эти два аспекта взаимодействуют друг с другом и формируют человека. Поэтому мы исследуем именно эти стороны жизни преступника. Но мы не можем сказать: сделай это ― и насилие остановится.
Многое из того, что рассказал Марк, перекликается с буднями профайлеров из сериала «Мыслить как преступник». Хочешь увидеть их в деле? Смотри сериал каждую ночь на Ю.
